Татьяна Парицкая
Татьяна Парицкая
ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА...
История основана на реальных событиях апреля 1990 года, но люди не всамделишные.
Три круга жизнь моя - сон,
Ещё три круга - сон во сне - дичь
Но скоро станет явью сын,
А может быть родится дочь
Художник.
Комната светло серая, мягкая туманно обступала, но вместо уюта дурила голову. Впрочем, именно этого эффекта и добивался её хозяин. Он вошел, осторожно неся чашечки и тонкий металлический кофейник, плавно опустил их на стол и загадочно удалился. Явившись вновь, дополнил натюрморт бутылкой и рюмками.
Софья, затаившись, наблюдала, сидя в кресле-качалке как-то очень прямо, но не напряженно. Появление бутылки встретила спокойно - протестующим жестом. Художник удивлённо замер: "Но ты ведь даже не знаешь, какой у меня есть повод!.."
"Я всё равно не стану - табу".
Он весь сник, бедолага: "Мне сегодня тридцать три+" "Поздравляю. Но, прости, не могу тебя поддержать, сказала же: табу!"
Он похож был на пса с картины Сольми - круглые глаза и мягкие длинные уши и несусветная безнадёжность и в глазах, и в ушах, и в бессильных больших лапах
Такого грустного дня рождения не видела Софья давно уже. Где-то внутри поскрипывал тоненький голосок совести, но растормошить ощущение покоя и безучастности ему было слабо. Бутылка подходила к концу, именинник тоскливо вещал что-то о храме любви и о ключике от души и тела
"А фигу тебе ключик!" - весело подумалось вдруг Софье - вот он на самом виду и от души и от тела, но тебе не видать - слишком много тумана. И, улыбнувшись, стала размышлять, как бы поаккуратнее и попонятнее сказать ему, что работать для него она не будет больше никогда. Конечно, было его жалко, но жалко было и своего молодого тела для его пошловатых картин.
Стало понятно, чего ей не хватало в этом человеке: говоря о возрасте Христа и святой любви, не сумел он зажечь в глазах ничего, кроме банального вожделения, золотого огня гениальности не было в его завядающих глазах. Будущего не было.
Долго ещё, но без надежды уговаривал он поработать, ну хоть немного и вдруг замолчал, наткнувшись на Софьин взгляд полный каких-то уже не здешних мыслей
И тут он сказал: "Ты права, тебе надо родить ребёнка" Этого Софья никак не ожидала - из всего её пустого трёпа он сумел выбрать самую главную, а может и вовсе единственную мысль! Но объяснение нашлось довольно быстро - у него ведь было много прошлого. Софьи в нем не было, но было много - много других похожих и не очень
Оба поняли, что "До свидания" и бумажка с телефоном - мистика, клочки тумана.
И стало легко.
Вылетев из подъезда, Софья попала прямо в весну, чудный апрельский день ощущался как упругое искристое тепло. Как по батуту, большими скачками в пространстве и времени, Софья убегала от тумана и морока. Апрель помогал, как мог.
Поэт.
У метро привычно набрала номер и услышала хриплое: "Да! Вас не слушают".
"Что с тобой?" - голос трепыхнулся
"Заболел, малость"
"Я еду, не умирай без меня".
На автопилоте до знакомой двери. По дороге собраться с силами, которые придётся отдать: "Я умею...Я могу... Настроиться только..."
Вот человек другой. Это три года её, Софьиной жизни, день за днём вложенной в него. Жизни построенной из их фантазий, длинных телефонных разговоров и коротеньких встреч, в которых времени на разговоры никогда не хватало. Жизни не раз ощутимо подходившей к логическому завершению. Но иллюзии почему то оживали вновь и, как на сцене, только что умиравшие актёры радостно и устало раскланиваются перед публикой, Софья раскланивалась перед судьбой, дарившей ей продолжение вымороченной жизни, как букет желтых роз.
Но сейчас ему было плохо, впрочем, Софья редко видела его, когда ему было хорошо. Он заявлялся к ней на исходе сил, зная, что она всегда ждёт и всегда рада его появлению
Поэт открыл дверь и стоял выйдя из темноты, но как-то не отдельно от неё. Потом Софья сидела рядом, положив руку на его жаркий лоб и рассказывала о Художнике, про себя твердя: "Пусть ему уже будет лучше, я переживу, перетерплю, пусть" Но всё её существо непривычно и осмысленно сопротивлялось, не хотело отдавать силы и брать чужую боль. Тело кричало: " Мне нынче нужнее!"
Хоть и был Поэт болен, но в глазах его взмахнулось что - то крыльями. Потом во взгляде появилась обычная цепкость: "Ну, как будем дальше жить?" - обычный вопрос подразумевал сегодня не привычный шутливый ответ "Регулярно", а нечто более серьёзное, им обоим понятное.
На секунду только отвлеклась Софья от своих мыслей, и этой секунды хватило, что бы холодный липкий комок страха закатился под кожу и кости в самое нутро. Она не смогла сразу сообразить, чего боится. А он ждал ответа, серьёзно и озабочено заглядывая в глаза.
"Сонька, ну ты же тоже понимаешь, что ребёнка не должно быть?"
Софья забормотала что-то вроде: "Ведь ещё не известно ничего, может всё обойдётся опять" - и попыталась улыбнуться.
И тут стало ясно, что покойник окончательно умер. И пришло понимание того, что раньше отметила лишь краешком сознанья -
крылья в глазах поэта были новые, совсем не знакомые - крылья новой музы, наверное. Да и бог с ними
Тело настойчиво требовало тепла и света! Облегченно вздохнув, Софья поднялась: "Счастливо, выздоравливай. И лети высоко".
А на улице всё ещё было солнце, но свет уже был вечерним - в упругости воздуха стали обозначаться синеющие пустоты. В одну из них Софья и вытолкнула свой страх, осталось приятное покалывание отогревающегося тела и успокаивающейся души.
Музыкант.
Стояла Софья на автобусной остановке, не глядя по сторонам. Слушала себя. Освободившись от страха, тело всё звенело, пропитываясь и теплом, и светом. Как-то вдруг, из окружающего воздуха явился человек и тихо произнёс, подходя: "Мог я вас видеть на выставке" - и наклонил голову, как птица, ожидая ответа.
Софья не сразу среагировала, и ему пришлось повторить вопрос - утверждение. Тогда она радостно закивала: "Да, да, конечно!"
Это был один из тех людей, с которыми не надо ничего усложнять и объяснять, можно просто говорить сейчас, не вспоминая и не загадывая.
Само собой вышло так, что Софья пошла не домой, а гулять, собирая остатки солнца и даря их своему собеседнику.
Это была славная прогулка. Два человека тихо светились просто оттого, что случайно встретились, оказались интересны и понятны друг другу именно сегодня. И, возможно, никогда больше
И пошлое прошлое Художника, и большое будущее Поэта, и звенящее настоящее Музыканта - поднялись высоко - высоко и кружились белой стайкой в темнеющем, остывающем к ночи небе.
Мир кружился вокруг, как пестрый зонтик Оле Лукойе - спокойно и радостно. А у Софьи внутри вертелось волчком, достигая высокой устойчивости, чувство светлой уверенности, что всё будет
Дата написания текста 28.01.2006
Дата создания страницы 28.01.2006
Дата последнего обновления 03.09.2018
|
|
|
